ОТЗЫВЫ

Наиболее значимым мне видится то, что в разгар лабораторных показов возник важный спор об этике в театре — полемика профессионалов, полемика внутри театра и со зрителями одновременно.

Наиболее значимым мне видится то, что в разгар лабораторных показов возник важный спор об этике в театре — полемика профессионалов, полемика внутри театра и со зрителями одновременно. Мы существуем во множестве бесконечных стереотипов, проникших во все области нашей жизни — от быта до восприятия творчества Льва Толстого, между которыми, где-то посередине, находятся театры, более всего подверженные их действию. Потому прозвучавшая после показа одного из эскизов фраза «Мы не хотим чернуху, мы хотим видеть только свет» очень стереотипна и ожидаема, но её нельзя оставлять без ответа. Нам необходимо уметь отстаивать своё право рефлектировать о больном, право говорить о страшном. Я, разумеется, не предлагаю беседовать об этом с пятилетними детьми. Но, например, со своей семилетней дочерью я читаю охотно Кейт ДиКамилло, и вместе с ней мы переживаем и плачем в финале. Думаю, крайне важно вовремя объяснять детям, что такое настоящий живой мир. 
В рамках лаборатории были показаны эскизы для детей абсолютно всех возрастов: здесь и смешная, прелестная, абсолютно детская кукольная история, где артисты работали в привычном для себя жанре, но с хорошим художником, которому удалось продуманно организовать пространство; здесь и подростковая постановка, рассчитанная на 10—12 летнего зрителя, — история про коммуникацию, про общение с необычными людьми. Тема более сложная и болезненная, но и она сработает с 12-летними зрителями. Вообще разговор про ребенка с особенностями развития — это стигма в обществе: мы стараемся умолчать о существовании детей-инвалидов, мы прячем их в квартирах и безмолвием поощряем это ненормальное отношение, о котором просто необходимо говорить!
Последний эскиз — безусловно, жесткая и очень провокативная история. Но только такой качественно сделанный спектакль может вызвать реакцию зрителя, воскликнувшего «Мне было больно! Мне было страшно!», после испугавшегося и спрятавшего эмоции за фразой «Мне не хочется это показывать». Однако, ощутив боль, страх и настоящие чувства, зритель занимается самообманом, пытаясь отрицать пережитые эмоции.
Мы приходим в театр за рефлексией и опытом. Культура не обязана улучшать нам настроение, культура — это рефлексия о мире. Потому и пьеса «Мой папа — Питер Пен», вызвавшая неожиданно большое количество разногласий, разбередила и стала раздражителем, обнаружив разность точек зрения зрителей, разность «настроек оптики» каждого из нас. 
И мне кажется, лаборатория удачна не только потому, что здесь задействованы замечательные артисты — да, рабочая труппа действительно великолепна, — и не потому, что были отобраны талантливые режиссёры, способные разводить мизансцены, создавать пространства и работать с артистами. Успех лаборатории еще и в том, что благодаря ей, наконец, произошел разговор о функции искусства, спор о том, что есть театр и чем он занимается. И даже несогласные зрители ушли с этим зерном внутри души, которое после непременно разродится мыслью об искусстве. Представьте, зрители придут домой и где-нибудь на кухне за чашкой вечернего чая будут делиться впечатлениями: «Ты представляешь, что я видел в ТЮЗе! Это же нельзя!». Любая активно обсуждающаяся тема становится фактом культуры, как только начинает проникать в диалог. Поэтому я поздравляю театр и город Казань с успешно проведенной лабораторией!
Соцсети